Неточные совпадения
Городничий (тихо, Добчинскому).Слушайте: вы побегите, да бегом, во все лопатки, и снесите две записки: одну в богоугодное заведение Землянике, а
другую жене. (Хлестакову.)Осмелюсь ли я
попросить позволения написать в вашем присутствии одну строчку к жене, чтоб она приготовилась к принятию почтенного гостя?
Городничий (делая Бобчинскому укорительный знак, Хлестакову).Это-с ничего.
Прошу покорнейше, пожалуйте! А слуге вашему я скажу, чтобы перенес чемодан. (Осипу.)Любезнейший, ты перенеси все ко мне, к городничему, — тебе всякий покажет.
Прошу покорнейше! (Пропускает вперед Хлестакова и следует за ним, но, оборотившись, говорит с укоризной Бобчинскому.)Уж и вы! не нашли
другого места упасть! И растянулся, как черт знает что такое. (Уходит; за ним Бобчинский.)
Проснувшись, глуповцы с удивлением узнали о случившемся; но и тут не затруднились. Опять все вышли на улицу и стали поздравлять
друг друга, лобызаться и проливать слезы. Некоторые
просили опохмелиться.
Разумеется, все это повествовалось и передавалось
друг другу шепотом; хотя же и находились смельчаки, которые предлагали поголовно пасть на колена и
просить прощенья, но и тех взяло раздумье.
В
другой раз он начал с того, что убеждал обывателей уверовать в богиню Разума, и кончил тем, что
просил признать непогрешимость папы.
К довершению бедствия глуповцы взялись за ум. По вкоренившемуся исстари крамольническому обычаю, собрались они около колокольни, стали судить да рядить и кончили тем, что выбрали из среды своей ходока — самого древнего в целом городе человека, Евсеича. Долго кланялись и мир и Евсеич
друг другу в ноги: первый
просил послужить, второй
просил освободить. Наконец мир сказал...
Он говорил то самое, что предлагал Сергей Иванович; но, очевидно, он ненавидел его и всю его партию, и это чувство ненависти сообщилось всей партии и вызвало отпор такого же, хотя и более приличного озлобления с
другой стороны. Поднялись крики, и на минуту всё смешалось, так что губернский предводитель должен был
просить о порядке.
Сережа, и прежде робкий в отношении к отцу, теперь, после того как Алексей Александрович стал его звать молодым человеком и как ему зашла в голову загадка о том,
друг или враг Вронский, чуждался отца. Он, как бы
прося защиты, оглянулся на мать. С одною матерью ему было хорошо. Алексей Александрович между тем, заговорив с гувернанткой, держал сына за плечо, и Сереже было так мучительно неловко, что Анна видела, что он собирается плакать.
Поняв чувства барина, Корней
попросил приказчика прийти в
другой раз. Оставшись опять один, Алексей Александрович понял, что он не в силах более выдерживать роль твердости и спокойствия. Он велел отложить дожидавшуюся карету, никого не велел принимать и не вышел обедать.
— Я
прошу тебя, я умоляю тебя, — вдруг совсем
другим, искренним и нежным тоном сказала она, взяв его зa руку, — никогда не говори со мной об этом!
Он послал седло без ответа и с сознанием, что он сделал что то стыдное, на
другой же день, передав всё опостылевшее хозяйство приказчику, уехал в дальний уезд к приятелю своему Свияжскому, около которого были прекрасные дупелиные болота и который недавно писал ему,
прося исполнить давнишнее намерение побывать у него.
Было у Алексея Александровича много таких людей, которых он мог позвать к себе обедать,
попросить об участии в интересовавшем его деле, о протекции какому-нибудь искателю, с которыми он мог обсуждать откровенно действия
других лиц и высшего правительства; но отношения к этим лицам были заключены в одну твердо определенную обычаем и привычкой область, из которой невозможно было выйти.
— Но любовь ли это,
друг мой? Искренно ли это? Положим, вы простили, вы прощаете… но имеем ли мы право действовать на душу этого ангела? Он считает ее умершею. Он молится за нее и
просит Бога простить ее грехи… И так лучше. А тут что он будет думать?
Брат же, на
другой день приехав утром к Вронскому, сам спросил его о ней, и Алексей Вронский прямо сказал ему, что он смотрит на свою связь с Карениной как на брак; что он надеется устроить развод и тогда женится на ней, а до тех пор считает ее такою же своею женой, как и всякую
другую жену, и
просит его так передать матери и своей жене.
— Но,
друг мой, не отдавайтесь этому чувству, о котором вы говорили — стыдиться того, что есть высшая высота христианина: кто унижает себя, тот возвысится. И благодарить меня вы не можете. Надо благодарить Его и
просить Его о помощи. В Нем одном мы найдем спокойствие, утешение, спасение и любовь, — сказала она и, подняв глаза к небу, начала молиться, как понял Алексей Александрович по ее молчанию.
Княгиня
попросила Вареньку спеть еще, и Варенька спела
другую пиесу так же ровно, отчетливо и хорошо, прямо стоя у фортепьяно и отбивая по ним такт своею худою смуглою рукой.
— Я не понимаю, — сказал Сергей Иванович, заметивший неловкую выходку брата, — я не понимаю, как можно быть до такой степени лишенным всякого политического такта. Вот чего мы, Русские, не имеем. Губернский предводитель — наш противник, ты с ним ami cochon [запанибрата] и
просишь его баллотироваться. А граф Вронский… я
друга себе из него не сделаю; он звал обедать, я не поеду к нему; но он наш, зачем же делать из него врага? Потом, ты спрашиваешь Неведовского, будет ли он баллотироваться. Это не делается.
― Петр Ильич Виновский
просят, ― перебил старичок-лакей Степана Аркадьича, поднося два тоненькие стакана доигрывающего шампанского и обращаясь к Степану Аркадьичу и к Левину. Степан Аркадьич взял стакан и, переглянувшись на
другой конец стола с плешивым, рыжим усатым мужчиной, помахал ему улыбаясь головой.
Алексей Александрович не знал, что его
друг Лидия Ивановна, заметив, что здоровье Алексея Александровича нынешний год нехорошо,
просила доктора приехать и посмотреть больного.
— Помилуйте, да эти черкесы — известный воровской народ: что плохо лежит, не могут не стянуть;
другое и не нужно, а все украдет… уж в этом
прошу их извинить! Да притом она ему давно-таки нравилась.
Только на
другое утро пришел в крепость и стал
просить, чтоб ему назвали похитителя.
— Послушайте, любезные, — сказал он, — я очень хорошо знаю, что все дела по крепостям, в какую бы ни было цену, находятся в одном месте, а потому
прошу вас показать нам стол, а если вы не знаете, что у вас делается, так мы спросим у
других.
— Да уж само собою разумеется. Третьего сюда нечего мешать; что по искренности происходит между короткими
друзьями, то должно остаться во взаимной их дружбе. Прощайте! Благодарю, что посетили;
прошу и вперед не забывать: коли выберется свободный часик, приезжайте пообедать, время провести. Может быть, опять случится услужить чем-нибудь
друг другу.
— Да что ж пенька? Помилуйте, я вас
прошу совсем о
другом, а вы мне пеньку суете! Пенька пенькою, в
другой раз приеду, заберу и пеньку. Так как же, Настасья Петровна?
— Да как сказать — куда? Еду я покуда не столько по своей надобности, сколько по надобности
другого. Генерал Бетрищев, близкий приятель и, можно сказать, благотворитель,
просил навестить родственников… Конечно, родственники родственниками, но отчасти, так сказать, и для самого себя; ибо видеть свет, коловращенье людей — кто что ни говори, есть как бы живая книга, вторая наука.
А счастье было так возможно,
Так близко!.. Но судьба моя
Уж решена. Неосторожно,
Быть может, поступила я:
Меня с слезами заклинаний
Молила мать; для бедной Тани
Все были жребии равны…
Я вышла замуж. Вы должны,
Я вас
прошу, меня оставить;
Я знаю: в вашем сердце есть
И гордость, и прямая честь.
Я вас люблю (к чему лукавить?),
Но я
другому отдана;
Я буду век ему верна».
Когда я принес манишку Карлу Иванычу, она уже была не нужна ему: он надел
другую и, перегнувшись перед маленьким зеркальцем, которое стояло на столе, держался обеими руками за пышный бант своего галстука и пробовал, свободно ли входит в него и обратно его гладко выбритый подбородок. Обдернув со всех сторон наши платья и
попросив Николая сделать для него то же самое, он повел нас к бабушке. Мне смешно вспомнить, как сильно пахло от нас троих помадой в то время, как мы стали спускаться по лестнице.
— Мы ошвартовались у дамбы, — сказал он. — Пантен послал узнать, что вы хотите. Он занят: на него напали там какие-то люди с трубами, барабанами и
другими скрипками. Вы звали их на «Секрет»? Пантен
просит вас прийти, говорит, у него туман в голове.
Порфирий Петрович, как только услышал, что гость имеет до него «дельце», тотчас же
попросил его сесть на диван, сам уселся на
другом конце и уставился в гостя, в немедленном ожидании изложения дела, с тем усиленным и уж слишком серьезным вниманием, которое даже тяготит и смущает с первого раза, особенно по незнакомству, и особенно если то, что вы излагаете, по собственному вашему мнению, далеко не в пропорции с таким необыкновенно важным, оказываемым вам вниманием.
Рассудите же; мало того, как истинный
друг ваш,
прошу вас (ибо лучше
друга не может быть у вас в эту минуту), опомнитесь!
Когда на
другое утро, ровно в одиннадцать часов, Раскольников вошел в дом — й части, в отделение пристава следственных дел, и
попросил доложить о себе Порфирию Петровичу, то он даже удивился тому, как долго не принимали его: прошло по крайней мере десять минут, пока его позвали.
Дико́й. Понимаю я это; да что ж ты мне прикажешь с собой делать, когда у меня сердце такое! Ведь уж знаю, что надо отдать, а все добром не могу.
Друг ты мне, и я тебе должен отдать, а приди ты у меня
просить — обругаю. Я отдам, отдам, а обругаю. Потому только заикнись мне о деньгах, у меня всю нутренную разжигать станет; всю нутренную вот разжигает, да и только; ну, и в те поры ни за что обругаю человека.
Паратов (подавая руку Карандышеву). Мы уж знакомы. (Кланяясь.) Человек с большими усами и малыми способностями.
Прошу любить и жаловать. Старый
друг Хариты Игнатьевны и Ларисы Дмитриевны!
— О
друг мой, Аркадий Николаич! — воскликнул Базаров, — об одном
прошу тебя: не говори красиво.
— Я должен вас
просить заняться братом, — сказал ему Николай Петрович, — пока нам из города привезут
другого врача.
—
Прошу извинить меня, — сказал Самгин, — но я думал о
другом. Мне хочется спросить вас о Зотовой…
— Вот и еще раз мы должны побеседовать, Клим Иванович, — сказал полковник, поднимаясь из-за стола и предусмотрительно держа в одной руке портсигар, в
другой — бумаги. —
Прошу! — любезно указал он на стул по
другую сторону стола и углубился в чтение бумаг.
На
другой день явился дядя Миша, усталый, запыленный; он благосклонно пожал руку Самгина и
попросил Анфимьевну...
— Это — безразлично: он будет нападать,
другие — защищать — это не допускается! Что-с? Нет, я не глуп. Полемика? Знаю-с. Полемика — та же политика! Нет, уж извините! Если б не было политики — о чем же спорить?
Прошу…
— Судостроитель, мокшаны строю, тихвинки и вообще всякую мелкую посуду речную. Очень
прошу прощения: жена поехала к родителям, как раз в Песочное, куда и нам завтра ехать. Она у меня — вторая, только весной женился. С матерью поехала с моей, со свекровью, значит. Один сын — на войну взят писарем,
другой — тут помогает мне. Зять, учитель бывший, сидел в винопольке — его тоже на войну, ну и дочь с ним, сестрой, в Кресте Красном. Закрыли винопольку. А говорят — от нее казна полтора миллиарда дохода имела?
— Ты матери не говорил об этом? Нет? И не говори,
прошу. Они и без этого не очень любят
друг друга. Я — пошел.
— Ну — довольно! Я тебе покаялась, исповедовалась, теперь ты знаешь, кто я. Уж разреши
просить, чтобы все это — между нами. В скромность, осторожность твою я, разумеется, верю, знаю, что ты — конспиратор, умеешь молчать и о себе и о
других. Но — не проговорись как-нибудь случайно Валентину, Лидии.
— Революция направлена против безответственных, — вполголоса, но твердо говорил Иноков. Возразить ему Самгин не успел — подошел Макаров, сердито проворчал, что полиция во всех странах одинаково глупа,
попросил папиросу. Элегантно одетый, стройный, седовласый, он зажег спичку, подержал ее вверх огнем, как свечу, и, не закурив папиросу, погасил спичку, зажег
другую, прислушиваясь к тихим голосам женщин.
Там, среди
других, была Анюта, светловолосая, мягкая и теплая, точно парное молоко. Серенькие ее глаза улыбались детски ласково и робко, и эта улыбка странно не совпадала с ее профессиональной опытностью. Очень забавная девица. В одну из ночей она, лежа с ним в постели,
попросила...
— В
другое время когда-нибудь, в праздник; и вы к нам, милости
просим, кофе кушать. А теперь стирка: я пойду посмотрю, что Акулина, начала ли?..
На
другой день он послал узнать о здоровье. Приказали сказать: «Слава Богу, и
просят сегодня кушать, а вечером все на фейерверк изволят ехать, за пять верст».
«
Прошу покорно передать доверенность
другому лицу (писал сосед), а у меня накопилось столько дела, что, по совести сказать, не могу, как следует, присматривать за вашим имением.
Обломов после ужина торопливо стал прощаться с теткой: она пригласила его на
другой день обедать и Штольцу
просила передать приглашение. Илья Ильич поклонился и, не поднимая глаз, прошел всю залу. Вот сейчас за роялем ширмы и дверь. Он взглянул — за роялем сидела Ольга и смотрела на него с большим любопытством. Ему показалось, что она улыбалась.
— Мне долго ждать его прихода, — сказал Обломов, — может быть, вы передадите ему, что, по обстоятельствам, я в квартире надобности не имею и потому
прошу передать ее
другому жильцу, а я, с своей стороны, тоже поищу охотника.